Мотилонское (Бари) чудо
Христианский миссионер, которым можно гордиться...
Фейт Аннет Санд
Обычные шумы наполняли джунгли в полдень — цикады начинали оповещать о том, что вечер не за горами, птицы пели носясь над рекой в погоне за рыбой, привлечённой ленивыми мухами. Обезьян было не видно, но слышно, как они болтают на высоких деревьях сразу за опушкой.
Смена часовых дневной группы на ночную определённо шла полным ходом, когда сквозь идиллическую зелень прорвался шум мотора. Я повернулась к Хайро, моему проводнику, пятнадцатилетнему мотилону и спросила: «Похоже ли, что это лодка из Икиакароры плывёт вверх по течению?» Он ответил утвердительно.
Я поспешила к речному пляжу и увидела, как за поворотом появляется длинный челнок и становится больше на горизонте. Когда он приблизился, я заметила белокурую голову, голову человека, которого искала, сидящего среди дюжины черноволосых людей. Я помахала лодке, когда она подошла к причалу и мотилонский лоцман ловко повернул каноэ к берегу.
Брюса Ульсона трудно было найти. После перелёта через Анды в Кукуту, город на севере Колумбии рядом с границей Венесуэлы, я села в один из тех автобусов, где чемоданы кладутся сверху, а свиньи и куры едут вместе со своими хозяевами. Мы пять часов тряслись по дорогам, похожим на стиральные доски, пока не добрались до Тибу, города нефтяников, пыльные улицы которого были покрыты побочными продуктами нефтепереработки. (Это не даёт пыли летать, но делает ходьбу трудной.)
В Тибу у мотилонов есть большой дом, где может остановиться любой член племени, пока лечится в больнице нефтяной компании. Я несколько дней звонила в этот дом, пытаясь получить информацию о местонахождении Брюса. Однако каждый раз я обнаруживала, что говорю по-испански с женщиной, которая понимала только язык мотилонов.
В конце концов, надеясь лучше освоить язык жестов, я всё равно решила съездить в Тибу. И, к моему облегчению, когда к воротам подошла мотилонка, она широко улыбнулась и пошла звать Хайро, старшеклассника-билингва, только что прибывшего из джунглей.
Хайро не только хорошо говорил по-испански, но и знал распорядок дня Брюса. И самое главное, он был готов провести меня туда, где по его мнению, мы могли бы перехватить Брюса на следующий день. «Я найду его на реке, — сказал Хайро, — идущим по своему маршруту, объезжая деревни и помогая больным».
К сожалению, пикап, на котором мне нужно было ехать на следующий этап поездки, делал только одну поездку в день — в шесть утра. Рано утром мы с Хайро втиснулись в заднюю часть «Форда» сорок второго года выпуска, у которого с каждой стороны имелись доски для первоклассных сидений. (Кому не повезло, висели сзади или свисали с подножки.)
Дорога шла вдоль нефтепровода, который уходил вглубь страны по довольно прямой линии, вверх и вниз по очень холмистой местности. Анд нигде не было видно, но было легко понять, что мы находимся у их тропических предгорий.
После четырех с половиной часов быстрой езды мы добрались до Рио-де-Оро (названой так каким-то надеющимся исследователем). Там мы наняли колумбийскую лодку, которая доставила нас вверх по реке ещё за два с половиной часа, где нас высадили у дома мотилонов. Именно там, в этой идиллической обстановке джунглей, я хотела увидеть, насколько точен на самом деле «телеграф джунглей».
Когда Брюс выбрался из челнока, чтобы пожать мне руку, я почувствовала себя опытным разведчиком, который только что вытащил долгожданный трофей из джунглей. Я хотела сказать: «Доктор Ливингстон, я полагаю?» — но была неуверенна, что он поймёт шутку.
Несоответствие между высоким нордическим телосложением Брюса и низкорослыми, крепкими местными мотилонами было первым, что я отметила. И всё же непринужденность в общении с ними и их естественность по отношению к нему каким-то образом вписывали его в мир мотилонов.Проведя восемнадцать лет в Латинской Америке, я могла понять эти чувства. Стать миссионером — значит отказаться не только от родины, но и от чувства принадлежности к ней.
А мотилоны, безусловно, замечательные люди, за которых можно отдать самого себя. Они спокойные, говорят мягко, любознательные и исключительно нежны со своими детьми. Они щедры и очень довольны своим несколько примитивным существованием. Я заметила, что Брюс перенял многие из этих характеристик мотилонов за те два десятилетия, что он с ними прожил.
После этой первой встречи мы проговорили девять часов без перерыва. Мы говорили весь ужин, во время полуторачасовой поездки на лодке в Икиакарору и ещё много часов потом. Сидя перед клиникой, которую он помог основать, наблюдая, как полная луна идёт по небу, Брюс рассказал мне историю о том, как он стал работать с племенем мотилонов.
Позже он пригласил меня сопровождать его в течение нескольких дней, когда он совершал свои обходы, чтобы у меня было лучшее представление о мотилонах и их мире. Я охотно согласилась, желая лично убедиться в поразительном успехе, которого добился этот преданный христианский миссионер, помогая сохранить традиционный образ жизни мотилонов, содействуя им в довольно болезненном переходе в современную эпоху.
На следующий день мы с Брюсом переходили ручьи и хлюпали по грязным тропинкам в джунглях. Экзотические лозы свисали у нас на пути, а тысячи разновидностей орхидей и цветов создавали безмятежную красоту.
И всё же посреди этой красоты доносились громкие крики тропических птиц и визги обезьян. Каждое из этих существ, казалось, резко протестовало против нашего вторжения на их территорию.
По мере того как мы всё глубже заходили на традиционную землю мотилонов, я не могла не задуматься о том, насколько эти коренные жители принадлежат, как птицы и животные, джунглям. Живя в поразительной гармонии со своей тропической средой, они в течение четырёхсот пятидесяти лет были территориальным народом. Следуя законам джунглей, они сделали всё возможное, чтобы держать иноземцев подальше от своей территории.
Испанские конкистадоры, мечтая о сказочных золотых приисках, проложили тропу для мулов через территорию мотилонов и основали поселение в качестве местной базы власти. До сих пор сохранились развалины испанской часовни XVI века — молчаливое свидетельство того, как крест сопровождал меч в Новый Свет. (Европейские церкви до сих пор заполнены золотыми предметами, похищенными у коренных народов Латинской Америки.)
То, что мотилоны отказались быть ограбленными, свидетельствует об их чувстве собственного достоинства. Испанцы, поселившиеся в долине реки Кататумбо, по которой воды Анд стекают в богатое нефтью озеро Маракайбо, никогда не вернулись в Испанию. Они были убиты, когда шли караваном обратно к побережью. Золотые слитки, которые они бросили, были поглощены вековыми зарослями джунглей.
Урок испанских захватчиков мотилоны никогда не забывали. Они начали убивать всех представителей кровожадной и вороватой «белой» расы, вторгшихся на их территорию.
Пока не пришёл Брюс Ульсон.
Им до сих пор не понятно, почему они пощадили жизнь молодого миннесотца, который почувствовал себя гонцом Богом, чтобы донести до них весть о Христе. Действительно, они прострелили ему ногу стрелой, когда он впервые отважился войти на их земли. Но высокий, неуклюжий, светловолосый юноша мало походил на обычного нефтеразведчика или колумбийского браконьера. У него был сильный организм, который не поддался лихорадке и инфекции, развившейся в его ноге.
Может быть, всё это было частью предопределённой заботы Бога о мотилонах. Может быть, Бог знал, что у племени заканчивались возможности отбиваться от захватчиков. Их родину окружали западные нефтяные компании, геологии и застройщики. Местные жители помнят, как самолёты из «внешнего мира» бомбили традиционные длинные дома мотилонов, пытаясь заставить их покинуть свои богатые нефтью земли. Оставаться изолированными и защищёнными от жадного внешнего мира было уже невозможно.
Мотилоны, несмотря на свою репутацию каннибалов — народ, который, по крайней мере в своей экзотической среде джунглей, в основном живёт в мире друг с другом. За свои тридцать восемь лет в племени Брюс видел мало убийств, пьянства, проституции или физического насилия. Они не только обладают истинным чувством принадлежности друг к другу в сообществе, но и очень наслаждаются совместной жизнью в своей среде обитания. Всё, что они делают, превращается в спорт. Охота, ткачество, рыбная ловля, измельчение, сбор ягод, фруктов и овощей — всё это становится частью их счастливого образа жизни.
Например, в то первое утро мы с Брюсом присоединились к группе мотилонов у соседней реки. Ранние птицы обнесли U-образный участок реки каменной дамбой, укреплённой широкими листьями, похожими на листья банана, но гораздо более прочными. Это постепенно снизило уровень воды на этом участке, оголяя рыбу. Её пронзали длинными тонкими копьями, которые мотилоны затачивали после каждого удара ножами, носимыми в зубах. Через пару часов у некоторых мужчин было по пятьдесят или шестьдесят рыб, нанизанных на лианы, которые они таскали по прохладной воде.
День напоминал пикник в честь Четвертого июля. Дети с удовольствием выкапывали крабов под камнями на илистых отмелях. Женщины собирали и заворачивали рыбу в широкие листья, чтобы отнести домой. Мужчины же яростно соревновались.
Разгар празднования затухал, когда мужчины решили выстроиться вдоль тропы в джунглях, поставив впереди всех стариков с ограниченными возможностями, для состязания в беге до дома. (Вожди в племени обычно лучшие охотники, рыболовы и бегуны!)
В сухой сезон эти рыбацкие экспедиции происходят три или четыре раза в неделю. В сезон дождей мотилоны охотятся с такой же интенсивностью. Невозможно поверить, что каждый день превращается в такую забаву!
Однако в тот день рыбалка была несколько омрачена, когда девятилетний мальчик подошёл слишком близко к кому-то с ножом и получил ранение в ногу. Крепкий молодой воин отнёс его на спине в клинику в Икиакароре, где Брюс ловко наложил ему на ногу девять швов.
